Чужие миры [ Авт. сборник] - Владимир Васильев

Это был небольшой сверток. Вишена присел, кончиком меча развернул податливую волчью шкуру и невольно вздрогнул. Внутри лежал человек. Лицом вниз. Махонький, ростом всего с локоть, но не ребенок. Вишена поколебался, мечом же перевернул его на спину, мрачно оглядел.

Он сам. Это он сам — Вишена узнал свое лицо, пусть и очень маленькое, узнал одежду и даже меч, торчащий у человечка из груди. Меч выглядел точной копией его оружия, за исключением одного: на гарде вместо волшебных зеленых изумрудов рдели два крохотных рубина.

«Что это? Предупреждение? Дурной знак?» — подумал Вишена с тревогой. Ни о чем подобном он доселе не слыхивал.

А маленький мертвец вдруг вздрогнул, подернулся слизью и стал на глазах перерождаться во что-то иное — Вишена отпрянул и отдернул меч. Изумруды горели, словно вокруг слонялась сотня чертей в обнимку с сотней леших. Оживший комок ворочался, будто там внутри происходила неистовая борьба, и вскоре развалился, став семью лесными тварями — большой рыжей сколопендрой, жабой, гадюкой, козодоем и тремя летучими мышами. Вишена смотрел на все это широко распахнутыми глазами и боялся двинуться, только непроизвольно гладил левой рукой изумруды. Вдалеке, на болотах, крикнула выпь, и козодой тотчас упорхнул в кусты; мыши, взмахнув крыльями, рассыпались и исчезли; жаба, переваливаясь, удирала в сторону болот; гадюка зашипела и скользнула прочь, и последней в траве мигом растворилась сколопендра. На влажной волчьей шкуре остался лежать лишь маленький отточенный меч.

Глава 2

Мечи

К Андоге Вишена вышел около полудня. Болото он обогнул и обнаружил, что завели его далеко в сторону Лежи. Андога оставалась справа, и Вишена быстро зашагал по найденной тропе. Дважды за время пути тропа пропадала, но он невозмутимо возвращался и вновь находил путь. Вздохнуть свободно он посмел лишь тогда, когда лес оборвался и впереди, за зеленеющим житным полем, стали видны тесовые крыши Андоги. Крепкий бревенчатый сруб окружал селение, защищая от набегов вражьих дружин, и Вишена зашел с востока, где высились окованные медью ворота. Стучать не пришлось — стражники его заметили, в воротах приоткрылась узкая дверь. Хмурый бородатый воин мрачно осведомился:

— Чего надобно, мил-человек?

Вишена ответить не успел; где-то во дворе заскрипела отворяемая дверь и громовой бас растекся по всей Андоге:

— Кто там, Пристень?

Пристень, ратнику ворот, повернул голову и нехотя ответил:

— Путник пожаловал…

— Гей-гей, Роксалан, это же я — Вишена Пожарский! — перебил Пристеня Вишена, сразу узнавший густой и мощный голос Роксалана, товарища по Северному Походу. — Встречай!

— Хо! Вишена! Мы уж заждались.

Пристень посторонился, пропуская Роксалана, и через миг Вишена оказался в объятиях не менее могучих, чем голос Боромирова побратима. Они расцеловались по обычаю трижды, и Вишена наконец вошел в Андогу. Позади загремел засовами Пристень, запирая дверь.

— Долгонько же ты собирался, — басил Роксалан. Выглядел он немного озабоченным. Вишена глянул на него, чуя недобрые вести.

— Вчера бы явился, да нечисти в Черном уж больно много. Заплутал, завели едва не в Лежу.

Роксалан нахмурился. Когда Вишена рассказал о знаке и развернул сверток с мечом, он нахмурился еще больше — туча тучей.

— Да… У нас тут тоже… — Он поднял глаза. — Омут помер.

Вишена вздрогнул. Омут, витязь-молчун, как-то раз в одиночку разогнавший дюжину печенегов, не раз прикрывавший Вишене и Роксалану спины в битвах, ставший родным. И его больше нет?

— Вчера, — сказал Роксалан, — влез на ярмарочный столб да и свалился маковкой на полено. Тут же и помер.

— Куда влез? — удивился Вишена. — На столб? Зачем?

Роксалан пожал плечами:

— Леший его знает. Как пришел три дня назад, так и молчал все время. Поди разберись, что на уме.

Они подошли к высокому терему; среди людей, стоявших на крыльце, Вишена узнал Боромира, Славуту и Бограда. Вокруг сновали дворовые и прислуга; Роксалан с Вишеной остановились напротив, переглянулись и разом, как бывало, молодецки свистнули. На крыльце обернулись, Боромир радостно выкрикнул и всплеснул руками.

Потом Вишена долго здоровался со всеми — здесь был и возмужавший Тикша, и брат Бограда — Богуслав, и превратившаяся из голенастого подростка в статную девку Соломея, не изменившись лишь в одном — буйном нраве и тяге к походам и приключениям.

Они стояли во дворе кругом. Вишена повторил свой рассказ о прошедшей ночи, бросив под ноги волчью шкуру, развернувшуюся на лету, и сверкнул на солнце клинок крохотного меча, и полыхнули недобро маленькие рубины.

Меч поднял Боромир. Осмотрел осторожно, с опаской, и бросил вновь на шкуру.

— Нечистая штука…

Вишена оглянулся:

— Тарус-то где? Уж он растолкует.

Боромир кивнул:

— Тарус был здесь, да в Шогду подался. Завтра воротится.

Роксалан тем временем поднял меч-малютку и с сомнением вертел его в руках. Вишена пытливо наблюдал за ним. Там, на болотах Лежи, он долго думал, брать ли с собой этот меч, бросить ли. Решил взять.

Роксалан тем временем тронул Боромира за плечо, и тот прочел в его глазах вопрос.

— Сказывай, — велел он.

Роксалан тряхнул головой:

— Взглянуть бы на Омута нож…

Боромир стрельнул глазами, словно пойманный тур.

— Рубины? — догадался он. Роксалан кивнул. Вчера еще заметил он, что у Омута на ноже рубины, а сейчас вдруг вспомнил, Омут ведь обычно не расставался с длинным турецким кинжалом с костяной рукояткой и безо всяких камней.

Все направились в терем. Омут, покрытый полотном, лежал в дальних покоях на высокой дубовой лавке. У изголовья застыл резной деревянный идол — фигура бога Хорса.

Боромир чуть приподнял полотно с левой стороны, и в глаза ему полыхнул алый рубин. Боромир оглянулся, а Вишена осторожно вытащил нож из кожаного чехла. И вскрикнул пораженно.

Если была у подброшенного ночью меча точная копия, то в руке он сейчас держал именно ее. То, что все принимали за нож Омута, оказалось крохотным мечом. На гарде искрились рубины, такие же малые и чистые, по одному с каждой стороны. Вишена развернул шкуру и уложил второй меч подле первого.

И тут раздался крик, неожиданный и громкий. Соломея указывала пальцем на лежащего Омута. Когда Боромир приподнял полотно, укрывавшее покойника, стала видна рука — ладонь и предплечье. Взгляды, прикованные к мечу, не сразу остановились на ней.

Это не была рука человека. Темная кожа со вздутыми венами, жесткая щетина, крючковатые пальцы и длинные звериные когти.